Нужны устойчивые регулярные источники дохода. Оно — есть. Единственное, регулярное, устойчивое… Называется — тонкое полотно, «паутинка». Производство, за счёт «режима максимального благоприятствования особо талантливым» пряхо-ткачам, организации мануфактур обоего вида, роста численности работников… выросло впятеро. Им теперь только давай. «Давай» — лён. Даю: пошёл на льняное поле посмотреть.
Глянул и чуть в обморок не упал: представьте себе, — все поле покрыто неисчислимым количеством земляной блохи, которая напала на молодой всход льна; на каждом только что вышедшем из земли растеньице сидит несколько блох и точат молодые листики… Где место пониже, посырее, где лен уже поднялся, — там блохи меньше; где посуше, где лен и без того идет туго, — тут-то она, проклятая, и точит. На глазах лен пропадает! Ну, думаю, конец: в два-три дня все объест — вот тебе и лен.
Хана всему прогрессизму! Не будет у моей «Святой Руси» — светлого будущего. Ночью кошмары снятся: Батыево нашествие из земляных блох.
На другой день блох появилось еще более, а между тем наступила засуха. Ни дождинки; солнце жжет; каждый день дует сильный южный ветер, суховей. Земля высохла, потрескалась; лен и без того идет плохо, а блох все прибывает да прибывает. Который лен пораньше вышел из земли, тот ничего еще, — стоит, только листики подточены и росту нет; который позже начал выходить — не успеет показаться из земли — уже съеден. Блохи всюду появилось такое множество, что ею усыпан не только лен, но всякая былинка в поле.
Я думал — с ума сойду. Где бы я ни был, что бы ни делал, — всюду мерещились земляные блохи. Пью узвар, задумаюсь, а перед глазами тучи земляных блох прыгают; бросаю недопитую кружку, бегу в поле — едят! Сон потерял: лягу, только забудусь, — перед глазами мириады земляных блох. Прыгают, скачут, кружатся: вот они растут, растут, вырастают величиною с конного татарина… И скачут, скачут, скачут…
Покажите мне попаданца, который бы с земляной блохой воевал! Её ж фламбергом не зарубишь! А вреда — как от Мамая. Даже хуже: блоха пленных не берёт.
«Иаду мне! Иаду!»… Точнее — медного купороса. Как апельсины — бочками! Но… в России медный купорос — с первой четверти 18 века, во Франции — ещё позже. Бордосская жидкость, бургундская… Там этой синенькой водичкой виноградники опрыскивали. Для отпугивания человеков. Потом, лет через сто, поняли, что и от вредителей помогает. В смысле — не только от соотечественников, но и от микробов, грибков и насекомых.
У меня было пол-литра медного купороса, но я Маре отдал — эфир делать. А для приличных объёмов нужно или месторождение медных руд, или серная кислота… пирит, серный колчедан, купоросный сланец… И три года выветривать под дождём…
Ребята! Можно я повешусь? — Что, и спросить нельзя?!
Пошёл на поклон к местным мужикам — спрашивать.
— Хрысь, беда — пропадает мой лен.
— Ходил я на твоё поле. Видел. Едят. Никогда такого не бывало, сколько льнов ни сеял. Видать — господня воля.
Вот только этого мне не надо! Если мужики уверяться, что мои новизны против бога — всё. Никакого прогрессизма не будет. Вообще — жизни не будет. Никто ничего по моему приказу делать не будет. А если будет — сделают так, что ещё хуже. Против божьей воли — никто не пойдёт.
— Хрысь, чего делать-то?!
Хрысь покрутил в руках шапку, подумал и высказал мнение, что это не настоящие какие-нибудь блохи, — никогда этого до сих пор не бывало, — что это не простые козявочки, а напущенные злыми людьми из зависти, подобно тому, как бывают напущенные сороки или мыши.
Присутствующие бородатые «льноводы», сидевшие вокруг нас в «славянском полуприседе» — на корточках, почесали потылицы и бороды, поковыряли в носах и ушах, и выдали массу интересных случаев из личной жизни про всяких напущенных птиц, зверей и насекомых, включая описание огромной стаи сорок, которая лет пять назад откуда-то прилетела, и несколько дней расклёвывала спины коровам, причиняя им ужасные ранения. Чуть общинное стадо не погубили полностью.
Я слушал эти мемуары и судорожно пытался сообразить: можно ли из ушной серы, добываемой аборигенами из собственных ушей в огромных количествах, гнать серную кислоту?
Часа через два симпозиум-референдум, трижды попытавшийся перейти к мордобою между участниками, приговорил:
— Надо попа звать. Пущай молебен отслужит, водосвятие отведёт.
Я в это не верю! Ну совсем-совсем! Но… А вдруг — поможет? Ведь они — всю жизнь этим… льноводством занимаются. Вековая мудрость народная… Опыт бесчисленных поколений… Исконно-посконно…
Весь как на иголках: едят же! Мои льны блоха ест!
Сгонял за Никодимкой, походили по полю с хоругвями, попели псалмов, помахали кисточкой со святой водой… С утра, чуть солнышко глянуло, прибегаю на поле… Едят! Жрут, собаки. И — скачут. Бли-и-н… Не помогло. Ничего не помогает!
До того извёлся — даже Хотена послушал:
— Ты, боярич, прикажи своему ироду нерусскому, Фангу, чтобы он на блоху смертное заклятие наложил. Она и сдохнет.
Это ж надо совсем мозгой стронуться, чтобы нашему главному вотчинному вруну поверить! Но я пошёл к Фангу. Если христова божья сила не помогает — может языческая чертовщина от Велеса поможет?
Глаза у него были… «рублёвые». Но Фанг, всё-таки, сумел донести до меня мысль о том, что волхв он — боевой, а не сельскохозяйственный.
Чуть на него с кулаками не кинулся. Тоже мне: бог смерти, повелитель подземного мира…! А простую земляную блоху уморить — не может!