Рацухизация - Страница 45


К оглавлению

45

Из этого женского круга — любви, здоровья, споров с соперницами, управления мужем… выпадают три вещи.

«Калинов мост». Смертный бой с драконом. Чисто мужские игры между жизнью и смертью.

Говорят, что название символа не от «калины», а от «калить». Раскалённый железный мост над огненной рекой. Символ отчаянной схватки не на жизнь, а на смерть.

Но то же слово звучит и в свадебных песнях:


   «Благословляй-ко ты нас, хозяин со хозяюшкою,
   Нам на двор взойти да по двору пройти,
   По двору пройти, на часту лесенку вступить.
   На часту лесенку вступить, да по частой пройтить,
   По частой пройтить, на калинов мост взойти.
   На калинов мост взойти, да по калинову пройти,
   По калинову пройти, да на дубовы скамьи сесть».

Свадебные гости строят из себя многоголового дракона? Ну, если у них с аппетитом сильно в порядке… Но пройти по раскалённому мосту и сесть на дубовые скамьи… Здоровенная железяка цветов побежалости на свадебном подворье? По пожарной безопасности — не сходится.

Но сходится для парных символов: жизнь-смерть. Свадьба в родо-племенной общине — ритуал похорон девушки. Поэтому и саван — белое платье невесты.

Другая странность — легенды о калине, как о проводнике, связнике земного мира и подземного.

«Старик Юстас основательно зажился на свете… Наконец, добрёл до буерака, срезал калиновый посох и попросил: сведи-ка ты, брат, меня в подземное царство, умоюсь там, приоденусь. Бодро-весело застучал посох по дороге, старик за ним едва поспевал. Три дня спускался в дыру земную, потом наклонился над чёрной рекой, глядь, из воды он сам смотрит, только молодой, приглашает, иди, мол, сюда…».

Это не из шифровок Штирлица в центр — «Юстас Алексу», это — из литовских легенд.

Старик обращается к палке — «брат». Посох (сам!) прыгает по дороге. По дороге из этого мира — мира живых — в подземный, в мир смерти.

Третья тема, в которую никак не вписываются любовные переживания девушки — кусок былин об Илье Муромце.

Противники Ильи — разнообразные персонажи, персонифицирующие тот или иной враждебный этнос. Есть среди них Калин-царь. Которого иногда называют не только татарским — это общее название противников, но именно — литовским царём. Царь Калин из поганой Литвы. Это ему:


   «Говорил Илья да таковы слова:
   — Ай не сяду я с тобой да за единый стол,
   Не буду есть твоих ествушек сахарниих,
   Не буду пить твоих питьицев медвяныих,
   Не буду носить твоей одежи дрогоценныи,
   Не буду держать твоей бессчетной золотой казны,
   Не буду служить тобе, собаке царю Калину,
   Еще буду служить я за веру за отечество…».

Снова: речь идёт о выборе богатыря, находящемся во вражеском плену, на грани между жизнью и смертью.

Ближайший ботанический родственник калины — бузина. В 1582 г., в своей книге, Стрыйковский сообщает, что во многих местах Пруссии жители почитают бузину священным деревом, с которым связаны чудесные подземные «krasni ludzie» ростом в локоть.

Исследователи возводят балтский культ бузины к одному из древнейших индо-арийских богов — Пушану.

Кажется, и калина, как символ женской защитницы, любви, красоты и смерти, относится к очень давним временам. В Ригведе есть похожее слово, имя богини смерти — Кали.

Четырёхрукая пузатенькая синекожая богиня, украшенная ожерельем из пятидесяти черепов. Тёмная разрушительница Времён. Освободительница, защищающая тех, кто её знает. Повелительница мёртвых. И — красоты. Ибо красота — не только очарование, это также ужас и даже смерть.

Кали — недосягаемая красота, невознагражденная любовь. Красота непостижимая, потому что не имеет формы.

«Триангуляция ассоциаций» указывает на храм Кали в «закутке её имени» — в Кали-куте (Калькутта, Бенгалия)? «Калина красная» Шукшина — отзвук плясок «чёрной богини»? На поясе которой болтаются связки отрубленных человеческих рук, символизирующих карму?


Понятно, что Фанг, жрец Велеса — «скотьего бога», тоже повелителя подземного мира и мёртвых, должен был, в ходе своего обучения, получить какое-то представление о некогда столь могучем, но забытым в наших краях, культе. Похоже, этот архаический символизм вбивался в мозги волхвов накрепко. Он искренне пытался меня спасти, остановить. Но не сумел найти слов, понятий, которые я бы воспринял. Не выполнил мой приказ. И попытался воспрепятствовать мне силой.

Грубо говоря, убивать не следует — есть смягчающие обстоятельства: забота обо мне, любимым. Но просто так оставить нарушение дисциплины нельзя. А для пользы дела и в качестве наказания — надлежит разрушить его этическую систему в этом сегменте.

Нет ни богов, ни путей, ни их хранителей, которых не может попинать мой человек, моя сволочь. По моему приказу, конечно.

— Авундий, давай-ка дуру сюда, к костру. Раздеть догола. Растянуть… по апостолу Петру. И этого не знаешь? Кол вбить вон туда. Привязать руки. Не так — переверни на спину. Второй кол — туда. Правую ногу за щиколотку. Третий — туда. Левую ногу. Тяни. Должно быть — в… в полную растяжку. Полено ей под задницу. Теперь ты, Фанг. У тебя возникли проблемы с исполнением моих просьб. Ты, почему-то, стал больше бояться каких-то носителей какой-то «священной грозди», хранителей куда-то ведущих путей. Их — больше — меня. Это — неправильно. Ты это исправишь. Исправишь свой страх. Своим трахом. Сейчас ты запендюришь этой… носительнице и хранительнице. И тем избавишь меня от сомнений в своей верности. А себя — от глупых страхов, предрассудков и преклонений. Не тряси лохмами: всунешь и вдуешь. А потом, о мудрый наставник и учитель мастеров лесных троп, по твоим следам, мокрым и липким, пройдут твои ученики. Старательно повторяя твои высокомастерские… запендюривания.

45