Прерываю общий ропот комментаторов:
— Объяснись.
— Кастусь… Лучшего мужа себе — я и мечтать не могла. А уж такого страстного да ласкового полюбовника и сыскать неможно.
Факеншит! Она что, дразнится?! Недавней наложнице высказывать такое мне в лицо… Но какая яркая реакция у мальчика! Счастье — аж выплёскивает! Уши — кремлёвскими звёздами!
— Одна беда: холоп из князя литовского… худой. Знаю-знаю, господине: у тебя и курицы закукарекают, и петухи нестись будут. Да только во всём ты ищешь не просто гожее, а наилучшее. О… оп… оптимальное. Да. Оптимальнее — я правильно сказала? — будет, если княжич станет князем. От этого Рябиновской вотчине пользы приключится куда поболее, чем от очередного неумелого холопа. Так я говорю?
Ивашко мотает головой — до него всякие умствования доходят медленно. Чарджи вцепился глазами в её лицо — что, инал, только сейчас девушку разглядел? Артёмий улыбается одобрительно: он ей несколько уроков фехтования давал, имеет представление о её сообразительности. А я… я балдею. Гребу кайф ложкой и умильно облизываюсь.
Удивительное чувство видеть себя со стороны. Слышать собственные интонации, наблюдать за сцеплением своих собственных мозгов. За собственными мыслями, собственным способом мышления. Со своими специфическими захмычками. В чужой, да ещё и женской, головке. Потраченное на разговоры, на общение время, вложенное внимание, часть души моей — не пропали даром.
Блин! И эта дура хочет уйти! От меня! Она другого такого — не найдёт! Она всю жизнь будет мучиться! Это ж — как петь романсы глухим!
— Эта… А причём тут? Ну… свадьба?
Ивашко — человек конкретный. Будет пьянка или нет?
Елица отвечает ему, но смотрит на меня. А ей в рот смотрит изумлённый Кастусь.
Попал мальчишечка. Попал в руки… и во все остальные места — умной сильной женщине. Какие там, нафиг, бутилированные джины! С примитивными тремя хотелками. Тараканы среднеазиатские. Вот она — может всё! Захочешь дворец — будет дворец. Она построит для тебя. Твоими руками. По твоему желанию. Которое возникло у тебя и стало твоей личной острой необходимостью, просто потому что ей негде «попудрить носик».
Всё, парень, твоё будущее обеспечено. Ты будешь счастлив. Хочешь, не хочешь — будешь.
— Свадьбы — не будет. Он — княжич. Князья не женятся на холопках. Кастусю нужна жена из сильного рода. Чтобы поддержал вооружённой рукой в грядущей смуте. Миром братья Кастусю стол поротвический не отдадут. Надобны союзники.
Кайф. Мощна красавица. Ночка была не только жаркая, но ещё и умная. Собрать в кучку «мясцо чуть тёпленькое», «прах рассыпанный», возбудить, ублажить, влюбить… Подчинить душевно и выпотрошить информационно… С нуля поднять, просечь ситуацию, уловить расклады и возможности… Это тебе не насчёт «а не побелить ли потолки» — прикидывать. Умница. Я горжусь тобой, девочка.
— А ты?
— А я буду с Кастусем. Всегда. В войне и в мире, в радости и в горе, в веселье и в печали. Пока смерть не разлучит нас.
Детка, с такой осанкой хорошо позировать для изваяния противотанковых надолбов. Мы расстаёмся, но я тебе не враг. Не забывай. Не забыла:
— Если на то будет воля господина. Моего. И господа. Нашего.
Оттенки… «моего» — «нашего»… Кастусь пропустил, а остальным — не важно.
— Невенчанными? Блуд до гробовой доски по обещанию…
Это кто это у меня в ревнителях нравственности прорезался?!
— Слышь, Хохрякович, искоренять разврат в вотчине начнём с тебя. Говорят, девка, которую ты обрюхатил, утопиться пыталась. А не сводить ли тебе её под венец?
— Я… да я ж… только для общей пользы… только типа — люди скажут…
— Тогда затихни и не отсвечивай. Фанг, Авундий — подойдите сюда.
Лицо Елицы мягчает, открытая, широкая улыбка мне в лицо. Да, девочка, мы уже не любовники, но, по-прежнему, соумышленники. Счастливые. «Счастье — это когда тебя понимают».
Волхв со старшим учеником подсаживаются за мой стол. Фанг… мрачен. Похоже, поспать и ему не удалось. Хотя и без любовных приключений: выплёвывание кусков разрушенной собственной этики тоже приводит к бессоннице. А вот Авундий просто светится любопытством: чего-то новенькое заваривается.
— Давай, Елица, расскажи — что ты надумала.
Разврат и изврат: девка не должна открывать рот в присутствии «мужей добрых». Не должна смотреть прямо в глаза. Не должна холопка сидеть за господским столом. Наложнице, подстилке господской — место в постели, а не в совете. Да и вообще, баба — думать — не должна. А уж интересоваться бабскими думами…
«Волос долог — ум короток» — русская народная мудрость. Возьмите вашу мудрость, люди русские, и засуньте её… туда же, куда и косточку калины. В качестве противозачаточного средства. Чтобы такие как вы — не размножались. Давай, девочка, давай.
— Польза будет, если Кастусь станет князем. Его надо освободить и отпустить. Если просто отпустить — он не дойдёт. Даже со мною.
Ишь ты — «даже»! Ивашко хмыкает:
— Да уж. Отпустить голубков… Им полёта до первого охотника. А потом — в суп. В смысле: или — к гречникам, или — в могилу.
— Князю Кестуту надобно дать дружину. Как придёт Кестут на Поротву — братья его будут искать убить наследника Будрыса. Надобна крепкая защита. Особенно — на первое время. Хоть бы и малая.
Умница, девочка. Но — дальше. Это-то просто, очевидно. Стоит снять с Кастуся ошейник и сразу нужно городить вокруг него стенку. Из обученных боевым искусствам людей. Дальше, девочка, дальше давай.
— Дать в дружину людей из русских — нельзя. Поротвичи чужих не любят. Против — вся Литва Московская встанет. Потому — ему никто на Руси не поможет. Кроме тебя, господине.